Гаджиев Г.Х.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 
51 52 53 54 55 56 57 58 59 

аспирант ЮФ ИЭУП РГГУ

 

К вопросу о необходимости определения понятия вины в договорных отношениях

 

Что такое вина в договорном праве и существует ли потребность в определении этого понятия? В связи с принятием Гражданского кодекса в 1994 году количество случаев, когда вина является условием применения ответственности в договорных отношениях, сильно сократилось. К таким случаям относится ответственность лиц, не осуществляющих предпринимательскую деятельность (как показывает арбитражная практика, наиболее часто это происходит при участии государственных организаций в договорах подряда и поставки, где они выступают заказчиками и покупателями соответственно), ответственность перевозчиков за несохранность груза (Ст. 796 ГК) и еще несколько случаев договорной ответственности.

Тем не менее, если закон вводит понятие вины, юристам необходимо четко понимать, что это понятие означает и как применять его на практике.

В связи с тем что Гражданский кодекс 1964 года не содержал определения термина «вина», многие цивилисты просто копировали определение, приведенное в Уголовном кодексе. В теории гражданского права под виной понималось, как и в уголовном праве, психическое отношение лица к своему противоправному деянию в виде умысла и неосторожности. Такое определение, несомненно, является правильным в теории уголовного права, но оно не позволяет определить виновное лицо, когда речь идет о договорных отношениях, тем более, когда речь заходит о юридических лицах. На практике в целях определения вины конкретного лица в неисполнении договора ученые прибегали уже к совсем иному пониманию вины.

Б.С. Антимонов пишет, что отсутствие вины лица следует признать тогда, «когда установлено, что организация исчерпала все возможности для предотвращения срыва договорного обязательства», и освобождение от ответственности на основании отсутствия вины должно происходить, когда «невозможность исполнения обусловлена обстоятельствами, которые поставщик действительно не мог предотвратить, несмотря на принятие всех мер», доступных ему.[113]

Также Н.С. Малеин, признавая вину субъективным основанием ответственности, утверждает, что «вину юридического лица следует рассматривать как совокупность неправомерных действий звеньев предприятия или отдельных исполнителей».[114] Данный автор, с одной стороны, признает виной психическое отношение лица к своему неправомерному деянию, а с другой стороны, приравнивает вину к совокупности неправомерных действий.

Таким образом, считая вину субъективным основанием ответственности, советские цивилисты для ее установления пользовались объективными категориями и искали ее фактически в поведении участников оборота, в неиспользовании всех возможностей для исполнения договора, а не в сфере их психической деятельности. Такой практический подход к определению вины находит подтверждение в арбитражной практике.

Можно сделать вывод, что в российской цивилистике существовало несоответствие между пониманием вины в чисто теоретическом плане и определением того же понятия в методологическом плане, то есть для решения вопроса о применении ответственности к конкретному лицу. Нам в первую очередь необходимо дать «методологическое» определение вины для применения ответственности в договорных отношениях.

По нашему мнению, «ошибка» в понимании вины кроется в том, что никто из теоретиков не обращался к самому деянию как таковому и не пытался говорить о его признаках. В качестве элемента состава правонарушения указывалось противоправное деяние, но упор делался именно на противоправность.

Фактически в качестве элемента состава гражданского правонарушения, который называли «противоправное деяние», понималась именно противоправность. В то же время в теории права обращалось внимание на неоспоримый факт, что «...преступление является разновидностью поведения человека - его деянием... либо деятельностью»[115].

Убытки причиняются не тем, что поставщик не отгрузил товар, а тем, что получатель его не получил. С точки зрения договора поставить товар - это обязанность. Юридически непоставка товара будет являться действием, приводящим к возникновению обязанности возместить убытки. Какими признаками обладает это юридическое действие? Прежде всего, оно нарушает права другого лица, а именно, право покупателя на получение товара, в то же время оно неправомерно при условии, что иное не предусмотрено в законе или договоре. Это действие неправомерно, то есть не существует норм, которые предусматривали бы право не поставить товар.[116]

Покупатель понес убытки в результате неисполнения обязательства продавца поставить товар, соответственно, есть убытки и причинная связь между убытками и действиями продавца. Для признания лица подлежащим ответственности за неисполнение договора все условия имеются, так как вина лица, не исполнившего обязательство по договору, презюмируется. Для того чтобы избежать ответственности, он будет доказывать свою невиновность.

Интересно выяснить, что конкретно будет доказывать лицо, не исполнившее договор, на практике. Чаще всего должник будет пытаться продемонстрировать, что он принял все возможные меры для исполнения обязательства. Если суд сочтет, что обязательство поставить товар не было исполнено, несмотря на принятие всех необходимых мер, продиктованных характером обязательства и условиями оборота, то он освободит должника от ответственности в связи с отсутствием вины последнего в неисполнении обязательств по договору. Таким образом, суд видит вину должника в несовершении им определенных действий, которые могли способствовать надлежащему исполнению договора.

Что бы произошло, если бы суд должен был установить вину лица в нарушении условий договора? По нашему мнению, суд в таком случае должен будет опять же искать признаки совершенного деяния (в нашем примере, нарушения обязательства поставить товар). Одна из задач, которые в таком случае ставит перед собой суд, это выявление причины. Предположим, причиной является неотгрузка товара продавцом при наличии возможности это сделать (наличие такого товара на складе продавца, наличие предложения такого товара в месте нахождения продавца). Выяснив указанные обстоятельства, суд должен будет сделать вывод о наличии признаков вины в действиях продавца (непоставка товаров). Соответственно, определение понятия вины, исходя из психического отношения лица к своему деянию, на практике оказывается несостоятельным, что приводит к необходимости искать иное определение.

Еще достаточно давно была предложена иная формулировка вины в отношении юридических лиц, в частности вина понималась как неприложение юридическим лицом допускаемых и требуемых законодательством усилий для надлежащего исполнения обязательства, неиспользование предоставленных прав и возможностей для устранения причин нарушения.[117] Такой подход можно условно назвать «поведенческим», так как в соответствии с ним суду необходимо исследовать не психологию лица, а его конкретные действия, чем суд на практике и занимается. Нельзя сказать, что такой взгляд в свое время нашел поддержку, но в действующем Гражданском кодексе РФ отражен прежде всего «поведенческий подход».

В соответствии с Гражданским кодексом РФ лицо признается невиновным, если при той степени заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась по характеру обязательства и условиям оборота, оно приняло все меры для надлежащего исполнения обязательства. При этом под виной понимается умысел или неосторожность. То есть фактически Гражданский кодекс РФ, с одной стороны, закрепляет «поведенческий подход», а с другой - говорит об умысле и неосторожности, что характерно для «психологического» подхода к пониманию вины. Лицо признается виновным, если не совершает определенный набор действий, продиктованных соображениями заботливости и осмотрительности, которые, в свою очередь, обусловлены характером обязательства и требованием оборота. Определение вины, данное Гражданским кодексом, довольно близко к пониманию вины, выдвинутому Б.С. Антимоновым, который полагал, что вина состоит из двух элементов: 1) правонарушения и 2) умысла и неосторожности.[118]

В связи с изменениями, которые произошли в российском законодательстве, довольно странно, что некоторые цивилисты до настоящего момента придерживаются явно устаревшего определения, понимая вину как психическое отношение лица к своему противоправному поведению.[119] В настоящий момент такой подход признан несоответствующим специфике гражданского права, в частности, он не дает возможности раскрыть понятие вины юридического лица.[120]

Таким образом, в соответствии с Гражданским кодексом вина понимается как несовершение определенных действий, то есть как явление объективного порядка, не имеющее ничего общего с интеллектуальными процессами, происходящими у лица, не исполнившего обязательство. То есть вина  превращается в однопорядковое явление с действием, событием, деянием.

Следовательно, по нашему мнению, определять, что такое вина, довольно бессмысленно, можно лишь выделить и определить категорию «виновных действий». При этом действие включает в себя и бездействие, так как это такое же действие, только со знаком минус. С точки зрения договора любое деяние (действие или бездействие), приводящее к неисполнению обязательств по договору, будет являться действием, направленным на нарушение договора. Необходимость в определении вины как таковой отпадает, так как на практике даже юристы, придерживающиеся психологической концепции определения вины, говорят только о виновных действиях, но не о самой вине, понимая последнюю, как несовершение определенных действий. Необходимо заметить, что отпадает необходимость в определении вины как понятия методологического, то есть на практике (при применении ответственности) следует искать не вину как таковую, а анализировать деятельность должника с точки зрения совершения им «виновных действий». В качестве условия применения ответственности, записанного в договоре или законе, вина и не требует определения. Таким образом, нормативное понятие вины, указанное в диспозиции статей Гражданского кодекса, следует приравнять к методологическому определению «виновных действий» или «виновного поведения».

Получается, что вина есть несовершение определенных действий. При этом если вина лежит в объективной сфере, там же, где и само деяние, почему бы не объединить эти два понятия. Итак, все действия лица по исполнению договора, нарушающие его, можно условно разделить на две категории: виновные действия и действия невиновные.

Лицо должно признаваться виновным, если не совершит все необходимые действия (не предпримет все меры) для надлежащего исполнения обязательств. Суду необходимо определить категорию требуемых действий, направленных на выполнение договорных обязательств. Гражданский кодекс оперирует понятием «требуемая заботливость», однако, поскольку заботливость выражается в поведении лица, то было бы правильным говорить «требуемые действия». Все действия лица, выходящие за данную категорию и ведущие к ненадлежащему исполнению обязательств, следует считать виновными. При этом собственно вина перестает быть самостоятельным условием гражданско-правовой ответственности, а превращается в характеристику самого действия. Необходимо еще раз заметить, что речь в данном случае идет о «методологическом» определении вины, так как, естественно, вина как установление правовой нормы будет являться условием наступления ответственности. Для каждого типа обязательств, а также для каждой категории участников оборота можно заранее определить круг требуемых действий,[121] что отражает применение объективного масштаба вины.

Условием наступления ответственности становится совершение определенного действия. При этом принцип ответственности за вину не уступает место принципу причинения, просто вина трансформируется в «виновное действие».

Фактически виновными должны признаваться действия, за совершение которых может наступить ответственность, при условии, что вина является условием наступления ответственности. Такие действия должны отвечать следующим признакам: 1) нарушать обязанности лица, которые существуют в силу договора или нормативных актов, и 2) не иметь оснований для неприменения ответственности (то есть должны быть противоправными). Если условием наступления ответственности обязанного лица является вина, то должник, опровергнув презумпцию его виновности, может освободиться от ответственности. Вопрос, каким образом определяется отсутствие признака виновности в поведении лица, относится к вопросам методики доказывания, а не определения понятия как такового.

При рассмотрении вопроса об установлении невиновности лица в нарушении договора следует исходить из предпосылки существования определенного «пакета» действий, направленных на исполнение договора. Действия, которые, с одной стороны, приводят к нарушению договора, а с другой - выходят за рамки действий, требуемых для его исполнения, должны признаваться виновными. Нарушение может быть признано, таким образом, виновным, если не совершено действие, требуемое для исполнения договора, либо совершено действие, выходящее за рамки действий, требуемых для исполнения договора.

В приведенном определении собственно признаку виновности отвечает вторая его часть («выходит за рамки действий, требуемых для его исполнения»), однако, поскольку без противоправности не может быть виновности, следует упомянуть и про нарушение договора.

Данный вывод можно упрекнуть в смешении противоправности (или неправомерности в различных концепциях) с виной, однако это неправильно.  Само нарушение договорных обязательств еще не составляет виновное действие, виновным оно «становится» (то есть приобретает характеристику виновного действия) только если оно выходит за рамки требуемых действий для организации конкретной группы с учетом требований торгового оборота. Виновность и противоправность в этом случае приобретают характер признаков действия, но характеризуют его с разных сторон. Противоправность - нарушение договора; виновность – несоответствие действий определенному их набору, требуемому для исполнения обязательств по договору. Более того, смешение вины и противоправности видят только в том, что вина – это субъективный факт, а противоправность – это объективный факт.[122] Возможно, что такое обвинение имеет право на жизнь, если считать вину субъективным критерием, однако это не соответствует действительности.

Противоправность складывается из причинения определенного убытка или просто нарушения договорного обязательства и отсутствия формального оправдания такого нарушения, то есть нигде не предусмотрено право лица на нарушение договора. Еще очень давно было подмечено, что неправомерность деяния надо искать не в праве, которое нарушено, а в праве, которое превышено.[123] То есть причиняя убытки, лицо уже нарушает право другого лица и при этом превышает свое право.

В действительности понятие вины в том виде, в каком оно используется в юридической литературе, существует только в умах юристов. Практического значения оно не имеет.

Приведенное определение позволяет указать на присутствие вины в обязательственных отношениях, в отношениях внедоговорных ситуация осложняется тем, что масштаб вины должен быть субъективным, а при применении субъективного масштаба вины невозможно заранее определить круг действий, которые можно характеризовать как виновные.

 Ответственность во внедоговорных отношениях[124] выступает первоначальным обязательством, в отличие от отношений договорных, в которых она является вторичным по отношению к договорному обязательству. Различие вины договорной и внедоговорной основано, прежде всего, на том, что при вступлении в договор уже с самого начала существования обязательства презюмируется какой-то уровень знаний и умений у лица, вступающего в договор. Этот уровень знаний и умений должен соответствовать требованиям, предъявляемым характером обязательства и условиями оборота. Лицо в случае неисполнения договорных обязательств не может ссылаться на какие-то свои личные особенности, не свойственные предприятиям такой же категории, которые не позволили ему (лицу) исполнить обязательства надлежащим образом, если только распределение рисков в договоре не говорит об обратном. Например, если цена договора существенно ниже, чем в целом на рынке за аналогичный товар или услуги, то стороны в большинстве случаев этим показывают, что они не рассчитывают на такой же уровень качества соответствующих услуг или товаров, как на рынке. С другой стороны, если цена контракта неизмеримо выше, чем обычно принятая в таких условиях, то это может свидетельствовать о повышенных требованиях к стороне.

Это принципиальное отличие позволяет говорить о различном понимании вины в договорных и внедоговорных отношениях. Выдвинутое определение вины подходит для обязательственных правоотношений, однако в случае деликта оно мало что  даст, в связи с тем что довольно трудно выделить круг необходимых или требуемых действий в ситуации, которая изначально не задана. Ситуация деликта очень похожа на ситуацию, возникающую при совершении преступления. Таким образом, представляется возможным определить вину лица при совершении деликта так же, как она определяется и в уголовном праве.

По характеру отклонений от требуемых действий, по силе таких отклонений следует различать простую неосторожность и грубую неосторожность. По тому, насколько последствия (возможно, типичные последствия) противоречат целям обязательства, следует различать степень вины. В случае,  если при ненадлежащем исполнении обязательств стороной по договору суд установит, что для надлежащего исполнения договора нарушившая сторона должна была совершить прямо противоположное действие, чем то, которое было совершено, то речь, скорее всего, идет о грубой неосторожности. Таким образом, рассматриваемый подход позволяет определять некую вину, причем позволяет отделять категорию действий, совершенных с простой неосторожностью, от действий, совершенных с грубой неосторожностью и умышленных действий, однако он не позволяет разграничить категорию умышленных действий от действий, совершенных с грубой неосторожностью.

Определение вины, данное Гражданским кодексом, несомненно, позволяет решить проблему вины юридического лица, однако оно не дает возможности определить, действовало ли лицо умышленно. В определенных случаях для гражданского права небезразлично, умышленно или неосторожно действовало лицо, а если неосторожно, то какая форма неосторожности - грубая или простая - имела место в действиях лица. Что касается понятия грубой неосторожности, то здесь можно сказать, что лицо, действуя с грубой неосторожностью, нарушает какие-то очевидные для всех и для каждого требования, однако остается неясным, как определить в таком случае умысел.

Психологический подход к определению вины позволяет отделить умысел от неосторожности. Применительно к юридическим лицам сторонники психологического подхода считали, что их вина проявляется в виде вины их сотрудников, большей частью администрации. Как сказано выше, такой подход является несостоятельным для целей определения вины лица в неисполнении договорного обязательства.

Таким образом, определение того, какие же действия являются умышленными, остается открытым. Когда мы определяли категорию вины в целом, цели и мотивы лица нам были безразличны. Вместе с тем сама категория «умысел» предполагает отношение лица к совершаемым им деяниям. А также наличие определенной цели, достижение которой либо связано с наступлением вредных последствий, либо сознательно допускается.[125]

У юридического лица, естественно, никакого желания (в психологическом понимании) быть не может. В реальности суд будет исследовать ситуацию и по характеру действий исполнительных органов юридического лица будет судить о наличии умысла у юридического лица. Так, например, если покупатель, имея на своем расчетном счету свободные денежные средства, не производит выплаты по договорам, то суд должен сделать вывод о наличии умысла в действиях лица.

При этом для определения умысла, возможно, снова придется обратиться к «психологическому» пониманию вины, однако необходимо ограничится только руководящим звеном предприятия, так как нельзя полагать, что если работник умышленно портит продукцию, то юридическое лицо умышленно делает недоброкачественную продукцию, так как работник не формирует волю юридического лица, не является его представителем, а с самим юридическим лицом связан лишь трудовым контрактом. Он в подавляющем большинстве случаев (если только контрагент не будет заинтересован в выполнении работы конкретным работником) будет практически в положении третьих лиц (в смысле ст. 403 ГК РФ) по отношению к контрагенту своего работодателя.

Таким образом, можно заключить, что с методологической точки зрения можно разделить категорию виновных действий и категорию умышленных действий как устанавливаемых по разным правилам.

При этом следует сделать оговорку, что число ситуаций, при которых решающее значение будет иметь умысел отдельно от грубой неосторожности, сильно ограничено. Так, стороны не могут своим соглашением устранить ответственность за умышленные действия (ст. 401 ГК РФ). Данное требование является формальным требованием к содержанию договора и не имеет отношения к вопросу о возложении ответственности. Когда же лицо не несет ответственности, если вред причинен умышленными действиями пострадавшего, то мы имеем дело с гражданином, вина которого вполне может устанавливаться по тем же правилам, что установлены в Уголовном кодексе, тем более что относится это положение к деликтным обязательствам.

Из этого общего правила есть исключение, которое хотя и не относится к гражданско-правовой ответственности, но заставляет определять умысел и для целей именно договорного права. В соответствии со ст. 963 ГК РФ страховщик освобождается от выплаты страхового возмещения или страховой суммы, если страховой случай наступил вследствие умысла страхователя. Это ставит нас перед необходимостью определять понятие умысла юридического лица в договорных отношениях. Следует сделать вывод, что умысел юридического лица в обязательственных отношениях должен определяться, исходя из умысла его единоличного исполнительного органа.

Остается неразрешимым вопрос о вине юридических лиц в случае совершения их работниками деликта, вине работника в наступлении вредных последствий на стороне юридического лица. В таком случае работник, выполняющий свои трудовые функции, своими действиями prima facie приводит к возникновению обязательств на стороне юридического лица. При этом, конечно, нельзя утверждать, что таким образом он выражает волю этого юридического лица. Таким образом, можно ли и нужно ли выяснять вину конкретного лица в деликте? На этот вопрос следует ответить положительно. В этом случае юридическое лицо несет ответственность как бы не за свои действия, так как само по себе выполнение трудовой функции не приводит к деликту, конечно, если только указание совершить гражданско-правовое нарушение не поступило прямо из администрации, то есть через выраженную волю самой организации.

Е.А Флейшиц считает, что ответственность юридического лица будет наступать именно за вину этого юридического лица в ненадлежащем выборе или ненадлежащем надзоре за рабочими или служащими.[126] На наш взгляд, данный вывод следует признать неверным, так как в некоторых случаях организация будет отвечать именно за виновные действия самого работника, кроме того, в некоторых случаях контроль организации за работником может быть затруднен, например, если работник находится в командировке.

При этом в ряде случаев суд будет устанавливать вину конкретного работника в совершении деликта. Будет ли это означать, что вина работника означает вину организации? Формально, с точки зрения Гражданского кодекса (что, по нашему мнению, является неправильным), на этот вопрос надо дать утвердительный ответ, так как в соответствии со ст. 1068 юридическое лицо отвечает за вред, причиненный его работником, а по ст. 1064 лицо, причинившее вред, освобождается от его возмещения, если докажет, что вред причинен не по его вине. Данная позиция является неверной, исходя из того, что в действиях работника не всегда проявляется воля организации, он не является ее представителем, не формирует решения, не олицетворяет ее вовне. Фактически, если говорить, что дееспособность организации проявляется через действия ее работников (имеются в виду рядовые работники, а не руководящий состав), то это будет равнозначно утверждению, что дееспособность государства проявляется через действия рядовых граждан. Эта мысль кажется абсурдной в международном праве, но она некоторым цивилистам кажется естественной в праве гражданском.

Мы считаем, что в данном случае Гражданский кодекс говорит именно об ответственности организации за действия своих работников, но не об ответственности организации за свои действия. Также нигде не сказано, что действия работника, причинившего вред, являются действиями самого юридического лица. Здесь идет речь об одном из случаев ответственности за действия третьих лиц. Конечно, в применении концепции ответственности за действия третьих лиц к ответственности общества за действия, совершенные его работниками, есть определенная доля условности, так как работник в полном смысле слова не является третьей стороной по отношению к работодателю, однако нельзя также сказать, что его действия, даже при выполнении им своих трудовых функций, являются действиями юридического лица.

При этом сама конструкция ответственности юридического лица за действия своих работников вынуждает нас рассматривать ситуацию, при которой фактически работник представляет организацию вовне, так как создает своими действиями юридические обязанности для организации.

Также ситуация с умыслом возникает в случае применения ст.169 Гражданского кодекса РФ (сделка, противоречащая основам правопорядка и нравственности). В случае применения конфискационных санкций, предусмотренных данной статьей, умысел сторон имеет решающее значение.

Что же объединяет ответственность юридического лица за действия своих работников и применение ст. 169 Гражданского кодекса РФ?

Для понимания этого феномена необходимо ввести понятие внутренней и внешней деятельности организации. При этом под внешней деятельностью следует понимать такую деятельность, при которой служащий организации выступает вне рамок внутреннего производственного процесса. Фактически при этом он вступает в отношения с внешними по отношению к организации лицами. Это происходит во время заключения договора, а также во время совершения деликта.

Внешние действия имеют ту принципиальную особенность, что в результате их совершения у юридического лица появляются гражданские права и/или обязанности. В случае порока воли лица при заключении договора воздействие оказывается не на само юридическое лицо, а на физическое лицо, которое подписывает договор. Вопросы воли и волеизъявления будут анализироваться, исходя из воли и волеизъявления конкретных физических лиц, которые заключали договор. И это оговорено. Почему гражданское право регулирует эти отношения? Просто потому, что в результате этого формируются определенные обязанности у юридического лица.

Следует сделать вывод, что изучения формы вины конкретного работника для возложения ответственности на организацию при существующих правовых нормах возможно, однако в случае, когда эти работники выполняют внешнюю по отношению к своей организации деятельность.

Такие вопросы выходят за рамки внутренней жизни организации и перестают регулироваться исключительно нормами трудового права. Понятие «внешних действий» позволяет нам методологически определять, в каких случаях какими приемами пользоваться для установления вины юридического лица. В конечном итоге вина представляет собой юридическую фикцию, позволяющую оправданно применять ответственность к должнику. А определения вины представляют собой методику применения ответственности.

Выявив понятие виновного поведения, возможно, обоснованно привлекать должника к ответственности в случае, когда законодатель или стороны связывают с этим правовым явлением возможность наступления ответственности.

Для чего нам нужно определить понятие вины? Понятие вины необходимо для применения к лицу ответственности или освобождения от таковой в случаях, когда вина является необходимым условием ее наступления. Таким образом, само понятие нужно в методологических целях, для определения необходимости применения ответственности. Следовательно, нам не интересно само по себе понятие вины, так как в юридическом плане оно нам ничего не даст, так как нам необходимо просто понять, каким образом лицо должно быть отнесено к числу ответственных лиц. В результате с необходимостью следует сделать вывод, что нет ничего необычного в разных определениях вины в договоренных и деликтных отношениях, а также в выделении понятия умысла из категории виновных действий. Просто суду следует применять разные методики применения ответственности в различных случаях.